Иван Федоров и возникновение книгопечатания в Москве и на Украине
Около 1553 года в Москве была издана первая печатная книга, которую ученые называют узкошрифтным Четвероевангелием, таким образом, в 2003 году отмечается 450-летие русского книгопечатания. ЮНЕСКО объявило этот год годом русской книги. Под знаком нашей книги пройдет и Франкфуртская книжная ярмарка следующего года.
Первые книги не давали сведений о том, кто, когда и где их печатал, но их московское происхождение общепризнанно. Выходные же сведения впервые появляются в 1564 году в «Апостоле», который был напечатан Иваном Федоровым и Петром Мстиславцем. Полагают, что эти мастера принимали участие в печатании и первых книг без выходных данных. Отмечая славный юбилей, редакция журнала КомпьюАрт начинает публикацию серии статей члена-корреспондента РАЕН, профессора, доктора исторических наук Е.Л.Немировского, рассказывающих о возникновении отечественного книгопечатания, о жизни и деятельности великого русского просветителя Ивана Федорова. Первые из этих статей посвящены поискам и находкам ученых, трудами которых были открыты и изучены наши первые книги, обнаружены материалы о жизни и деятельности первопечатника.
Часть 1. Первые упоминания о русском книгопечатании
Книгопечатание было одной из необходимейших предпосылок замены феодального миропорядка буржуазным строем. Чтобы выйти из мрака Средневековья, люди прежде всего должны были революционизировать средства регистрации и распространения информации. Поэтому неудивительно, что история книгопечатания всегда привлекала внимание исследователей. Историков волновал и волнует главным образом тот момент, когда было революционизировано производство книги. Изобретение и начало книгопечатания как в общечеловеческом, так и в национальном масштабе — эти вопросы обычно упоминаются в числе базовых.
«Появление первой печатной книги на языке того или другого народа означает начало новой эпохи в его культурной жизни», — мы полностью принимаем эти слова известного русского историка Михаила Николаевича Тихомирова.
В истории есть имена, над которыми не властно время, но каждая эпоха создает свой облик выдающейся личности. В прошлом Ивана Федорова считали не более чем мастеровым, техническим исполнителем воли и духовных свершений просвещенных властителей мира сего: царя, митрополита, всесильных магнатов. В последние десятилетия сформировался иной облик первопечатника — великого просветителя, высокообразованного ученого, одного из титанов эпохи Возрождения. Всю жизнь Иван Федоров работал ради того, чтобы вывести «честный русский народ» (так он назвал свою читательскую аудиторию в послесловии первой подписанной им книги) на столбовую дорогу прогресса.
Прежде чем приступать к рассказу о возникновении отечественного книгопечатания, нужно в первую очередь разобраться в колоссальном историографическом наследии, оставленном нашими предками. Объем проделанной в этой области работы огромен и на первый взгляд необозрим. Все это нужно привести в порядок, разложить по полочкам, дать оценки. Беда историографических исследований часто заключается в так называемой модернизации прошлого, когда к личностям, давно почившим, подходят с требованиями сегодняшнего дня. Задача же состоит в том, чтобы и у авторов, позиции которых очень далеки от наших, попытаться отыскать рациональное зерно, которое может быть взращено и использовано сегодня.
Наши предки, жившие в конце XVI — начале XVII cтолетия, знали об истоках русского книгопечатания значительно меньше, чем знаем об этом мы. Младшие современники московских первопечатников — типографы Никифор Тарасиев, Андроник Тимофеев Невежа, Иван Андроников Невежин — лично знали зачинателей нашего типографского дела и, скорее всего, учились у них. Однако в пространных послесловиях к своим изданиям они ни словом не упомянули о мастерах, преподавших им начатки книгопечатного искусства.
Есть, правда, одно свидетельство, которое принадлежит человеку, лично знакомому с первопечатниками. Самое первое упоминание в печатной книге о начале московского книгопечатания и о людях, трудами которых это великое событие было свершено, мы находим в издании, вышедшем в свет еще при жизни Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Это польский Новый Завет, изданный в 1574 году в Лоске. Подготовил издание и написал к нему предисловие Симон (или Шимон) Будный — известный реформатор, объявленный еретиком. Первые московские книги он, вне всякого сомнения, получил от самих московских первотипографов, с которыми, как он сам рассказывал, неоднократно встречался. В ХХ веке эти высказывания разыскал и впервые опубликовал в 1965 году молодой белорусский историк Георгий Яковлевич Голенченко (род. в 1937 году). Новый Завет 1574 года — издание очень редкое, и сохранилось оно всего в двух экземплярах, которые находятся в библиотеке Польской академии наук в Курнике и в библиотеке «Оссолинеум» во Вроцлаве. Предисловие озаглавлено «Ко всем верным читателям этих книжек» и посвящено оно в основном критике библейского текста и изданий. По словам Будного, «наши милые теологи и не хотят видеть» ошибок и несоответствий Священного Писания: «все у них правда, что в их Библиях написано, и если кто утверждает иное, тот, по ним, серой пахнет» (то есть является дьяволом). В этом-то предисловии мы и находим слова, связанные с началом московского книгопечатания. Выступая против отождествления с Богом Иисуса Христа, которого Симон Будный считал исторической личностью и реально жившим на земле человеком, он пишет: «Как ни странно, но в старом славянском переводе, которым русские, москвитяне, сербы и другие славяне пользуются...», в печатных книгах, «что лет с 50 назад Скорина, доктор некий, друковал, так и в тех, что в Москве недавно накладом самого великого князя вышли, в них слово Бог стоит». Будный приводит примеры из московских книг, сравнивая их с греческими и латинскими. По его мнению, подкрепленному суждением самих московских первопечатников, «которые здесь у нас (то есть в Великом княжестве Литовском. — Е.Н.) уже несколько лет», эти книги были напечатаны с неисправных рукописей. Далее идет речь об обстоятельствах создания первой типографии в Москве; сведения об этом Будный почерпнул из послесловия московского «Апостола» 1564 года. «Знаю, — пишет Будный, — что многие недавние и небольшие ошибки они-то, друкари, как сами мне сообщили, по старым книгам исправили, но старые маркионовские, гомозианские и других еретиков искажения не по московскому собранию книг править и мало для этого голов Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца. Учинили то, что могли, за что им другие должны быть благодарны, но это малое еще начало».
Симон Будный никогда не бывал в Москве, а если говорить о первых попытках самих московитов рассказать о начале книгопечатания на Руси, то они были предприняты лет семьдесят спустя после того, как свершилось это знаменательнейшее событие отечественной истории. Очевидцев, самолично наблюдавших появление первой русской печатной книги, не осталось. Не было, по-видимому, и никакой более или менее устойчивой устной традиции.
Все первые упоминания о начале книгопечатания на Руси, о первопечатнике Иване Федорове и о выпущенных им изданиях в достаточной степени случайны. Сделаны они мимоходом и по случаям, которые с интересующим нас событием непосредственно не связаны. Некоторую полезную информацию они, конечно, содержат, но извлекать ее приходится не без труда. Источники, о которых идет речь, можно разделить на отечественные и зарубежные. Наш историографический очерк мы начнем с первых.
Большое видится на расстоянье... Современникам — увы! — не дано по достоинству оценить смысл и значение события, которое совершается у них на глазах. Это относится и к возникновению книгопечатания, свершившего подлинную революцию в регистрации и распространении информации, а значит (сегодня мы это отлично понимаем), и в становлении и развитии культуры и научного знания. Многочисленные и очень подробные немецкие хроники об изобретении Иоганна Гутенберга молчат, то же можно сказать и об отечественных летописях, которые имени Ивана Федорова не упоминают.
Попытаемся разобраться в причинах такого явления. Московское книгопечатание в течение долгого времени оставалось в сравнительно небольших количественных рамках. А.С.Зернова в своем известном сводном каталоге книг кирилловской печати, выпущенных в Москве, регистрирует лишь 16 книг, изданных в 1553-1600 годах. Это примерно по одной книге раз в три года. Даже в XVII столетии, когда количество изданий уже достаточно велико, а тиражи становятся большими, рукописная книга продолжает занимать господствующие позиции на книжном рынке и именно с рукописями сталкивался в первую очередь читатель. Добавим, что вплоть до 1647 года в Москве издавались одни лишь богослужебные книги (если не считать сравнительно немногих изданий азбук). Естественно-научная, техническая, военная книга, наконец, художественная литература бытовали лишь в рукописном виде. Не ставились в ту пору и вопросы экономического плана. Рукописная книга очень долго была дешевле печатной.
Когда читатель сравнивал уровень художественного исполнения, то сравнение это оказывалось не в пользу печатной книги. Из великого богатства красок, которое поражает нас, когда мы открываем древнерусскую иллюминированную и орнаментированную рукопись, книгопечатание сохранило лишь два цвета — черный и красный. Пропали тончайшие переходы тонов, свойственные миниатюрам, исчезла изумительная декоративность орнаментики, блистающей всеми цветами радуги.
Великие преимущества, открываемые книгопечатанием, например возможность унификации канонических текстов, рядовым читателем замечены не были. Не смог он оценить и централизаторские устремления московского правительства и ту активную роль, которую в этом сыграло книгопечатание. И конечно же, от него было сокрыто во тьме грядущих столетий великолепное будущее печатного дела.
Вот и выходит, что современник не мог воспринимать начало книгопечатания как событие, коренным образом улучшавшее постановку книжного дела на Руси.
Если же говорить об официальном летописании, то у нас имеются серьезные основания предполагать, что царь Иван IV Грозный, самолично редактировавший летописи, сознательно преуменьшал значение интересующего нас события, ибо оно, как впоследствии узнает читатель, было связано с деятельностью ставших ненавистными ему людей.
Можно назвать лишь одну летопись, которая обмолвилась о книгопечатании. Это сравнительно поздний «Пискаревский летописец», названный так по имени одного из первых своих владельцев, созданный в начале XVII столетия, а точнее — в 1612-1615 годах. Неизвестный нам по имени автор летописи интересовался событиями технического плана. Он рассказывает, например, об отливке колоссальной Царь-пушки, об основании городов, о строительстве плотины на Москве-реке, о проведении подземного водопровода в Московский Кремль — ни в одной другой летописи упоминаний об этих событиях мы не найдем. Москвич, составлявший эту летопись, видимо, был еще ребенком, когда проводились первые опыты книгопечатания. Он ничего не знал о них и поэтому не оставил никаких свидетельств об этом событии. И все же он дважды упоминает о книгопечатании, не называя, однако, никаких имен, кроме царских. Первое его сообщение о типографском деле относится к 1592 году и гласит: «Повелением царя и великого князя Феодора Ивановича всеа Русии в [7]100-м (то есть в 1592-м — Е.Н.) году и в иных годех печатаны книги евангелия, апостолы, псалтыри, часовники, охтаи, минеи общия, служебники, треоди посныя и цветныя».
Федор Иванович, сын Ивана Грозного, царствовал с 1584-го по 1598 год. Современные библиографы учитывают всего четыре книги, отпечатанные в Москве в это время, — «Триодь постную» (1589 года) и «Триодь цветную» (1591), «Октоих» (1594) и «Апостол» (1597). Но переписные книги монастырей того времени сплошь и рядом упоминают об изданиях, в настоящее время неизвестных. Сообщение «Пискаревского летописца», быть может, свидетельствует о более оживленной издательской деятельности в конце XVI столетия, чем мы сейчас считаем.
Во втором сообщении «Пискаревского летописца» по интересующей нас теме идет речь о том, что «повелением царя и великого князя Бориса Федоровича печатали книги: еуангелья, апостолы, псалтыри, часовники, минеи общие, треоди посные и цветные, охтаи, служебники, а печатаны в розных городех». И снова список значительно больше того количества изданий, которое дошло до нас. Современная библиография знает всего лишь семь книг, отпечатанных при Борисе Годунове, — «Часовник» (1598 года), две «Минеи общие» (1600), напечатанные в разных форматах, «Часовник» (1601), «Служебник» (1602), «Псалтырь» (1602) и «Триодь цветную» (1604). Особенно интересно указание на то, что печатание производилось «в розных городех». Историки недавнего прошлого, знавшие лишь о типографиях в Москве и Александровой Слободе, считали это сообщение опиской: утверждалось, что следует читать «в розных годех». Ныне мнение изменилось, ибо в последнее время исследователям удалось доказать, что в XVI — начале XVII века печатали также в Казани и в Нижнем Новгороде.
Есть, правда, еще одно летописное известие, о котором стало известно в 1959 году. Незадолго перед тем академик М.Н.Тихомиров приобрел тетрадку, ранее принадлежавшую собирателю из Углича В.И.Серебренникову, — «Сборник копий с разных старинных документов». Составлен был этот сборник, по-видимому, в самом начале ХХ века. Для нас представляют интерес выписки из летописи, предваренные такой справкой: «В 1847 году в г.Тотьме найдена старинная рукопись под заглавием «Русский летописец»». Вот выписка, имеющая непосредственное отношение к нашей теме: «1553. Начатся печатание книг в Москве, при митрополите московском Макарии». К сожалению, найденная в Тотьме летопись, из которой делал выписки В.И.Серебренников, в оригинале до сего времени неизвестна. Мы не знаем, где и когда она была написана, так что утверждать о ее древности не приходится. А значит, и не следует принимать сообщение М.Н.Тихомирова всерьез. Значительно больший интерес для нас представляет другой источник XVII столетия, подлинность которого вне всяких сомнений.
Уже шла речь о том, что ближайшие преемники Ивана Федорова ни его имени, ни имени его соратника Петра Мстиславца в послесловиях своих книг не упоминают. Впервые эти имена на страницах отечественного печатного издания появляются лишь 73 года спустя после выхода в свет первопечатного «Апостола» 1564 года, где эти имена были названы. Речь идет о послесловии к третьей четверти «Трефологиона», печатание которого началось 26 октября 1637 года и закончилось 21 мая 1638-го. Это же послесловие было повторено в последней четверти «Трефологиона», вышедшей в свет 21 мая 1638 года — одновременно с третьей четвертью. В указанном сообщении интересен перечень причин, повлекших создание первой московской типографии. Названы мастера, но имена приведены без «отчеств»: «некии хитрыи мастера явишся печатному сему делу, званиемъ Иванъ диякон, да Петръ Мстисловец». Указан род занятий первого из них и происхождение (из какого города) второго; датировка события смутная и невнятная.
Среди первых памятников, повествующих о начале книгопечатания на Руси, выделяются два рукописных издания — «Сказание известно о воображении книг печатного дела» и «Сказание известно и написание вкратце». Тексты их приведены в «Сборнике» XVII века, который хранится в Государственном Историческом музее в Москве в составе Синодального (Патриаршего) собрания славянских и древнерусских рукописей. «Сказания» были открыты историком и археографом К.Ф.Калайдовичем, речь о трудах и днях которого впереди. Он впервые кратко упомянул о находке в 1822 году. А впервые опубликовал «Сказания» в 1836 году его друг и соратник П.М.Строев. Публикация не была точной: была изменена орфография, а в ряде случаев сделаны дополнения, которых не было в оригинале. В 1959 году Т.Н.Протасьевой и М.В.Щепкиной была предпринята критическая публикация текста совместно с переводом его на современный русский язык. Была и более поздняя публикация, предпринятая Ю.А.Лабынцевым.
«Сборник», в котором находятся сказания о начале книгопечатания на Руси, представляет собой объемистую (1091 стр.) рукопись в четвертую долю листа, воспроизведенную полу-уставом разных почерков. Содержание его разнообразно: здесь и жития святых, и сочинения духовных писателей прошлого, и выписки из печатных богослужебных книг, и списки «святейших патриархов вселенныя пастырей святыя божия кафолитския церкви», и переводные повести, и даже арифметические задачи. Текст книги обнаруживает в ее составителе человека незаурядного и высокоэрудированного, с чрезвычайно широкими интересами. На полях первого листа четкой скорописью выведена владельческая запись: «Справщика иерея Никифора Симеонова».
Никифор Симеонов (или Семенов) Ярославец — в истории нашего книгопечатания человек примечательный. Будучи справщиком (редактором и корректором) Московского Печатного двора, он составил большое личное книжное собрание, вошедшее впоследствии в состав Московской Синодальной библиотеки. Не чуждался он и литературных трудов — писал стихи, жития святых. Филолог и библиограф П.К.Симони считал Никифора Симеонова автором известного библиографического труда XVII столетия «Оглавление книг, кто их сложил». Было бы очень соблазнительно приписать Никифору Симеонову авторство сказаний о начале русского книгопечатания, однако пока еще у нас нет оснований для этого. Сказания переписаны четким полу-уставом, который не имеет ничего общего с почерком нашего книголюба: он писал обычно мелкой скорописью или весьма неразборчивым полу-уставом.
Сомневаясь в авторстве Никифора Симеонова, мы вместе с тем хотели бы отметить, что многие тексты «Сборника», в котором находятся сказания, обнаруживают специфические интересы справщика. Это и «Предисловие книзе, глаголемой грамматице, паче же показание ко учению...», переписанное, по-видимому, из «Грамматики» Мелетия Смотрицкого, и сравнительные выписки из печатных Триодей — «последних московской» и «островской», и «Молитва на совершение книги», и «Канон святоучителю словенску языку Кирилу Философу и брату его Мефодию». Это, наконец, своеобразный справочный материал: выписки из летописи «О князех русских», упоминавшиеся уже списки патриархов и др.
Несколько слов о времени возникновения «Сборника». Последняя из упоминаемых в книге дат — 1647 год, которым датировано житие «юродивого Иоанна Большого Колпака, ростовского и московского чюдотворца». С другой стороны, в книге имеется запись о продаже ее в ноябре 1682 года неким Стефаном Федоровым. Таким образом, «Сборник» был переписан в период между 1647 и 1682 годами. Водяные знаки бумаги, на которой «Сборник» написан, позволяют уточнить датировку. Наиболее часто встречающийся знак — «герб под короной, в гербу овен с крестом», он близок к знаку, который наш известный филигранолог К.Я.Тромонин указывает под № 1248 и относит к 1676 году. Второй водяной знак — литеры «IDM» — совершенно идентичен знаку № 710 Тромонина, датированному 1676-1682 годами.
Время создания «Сказаний» следует отличать от времени написания «Сборника». Они могли быть составлены гораздо раньше и существовать в нескольких списках, из которых до нас дошел только один. О времени возникновения «Сказаний» в литературе существуют различные мнения. Так, К.Ф.Калайдович склонялся к признанию сравнительно позднего их происхождения, считая, что оба «Сказания» были составлены в царствование Алексея Михайловича, то есть в период с 1645-го по 1676 год. Аналогичного мнения придерживался в свое время и историк книгопечатания В.Е.Румянцев. В середине ХХ столетия возникла другая версия, принадлежавшая М.Н.Тихомирову, который считал, что первое «Сказание» «было составлено при патриархе Филарете, между 1619 и 1633 гг., вероятно, вскоре после возвращения Филарета из плена в 1619 г.». Во втором «Сказании» упоминается патриарх Иосиф. В связи с этим М.Н.Тихомиров указывал, что оно «возникло не раньше его вступления на патриарщество, т.е. не раньше 1642 г.».
А теперь мы хотели бы возвратиться к точке зрения К.Ф.Калайдовича и В.Е.Румянцева. Дело в том, что в первом «Сказании» родители царя Михаила Федоровича — патриарх Филарет и «инока» Марфа — упомянуты как покойные. О Филарете сказано: «еще жива суща тогда», о Марфе: «еще бо еи живе сущи тогда бывши». Более того, к имени самого царя Михаила Федоровича в первом «Сказании» прибавлено словосочетание «блаженныя памяти». Вместе с тем имя Алексея Михайловича, сменившего на престоле Московского государства своего отца Михаила Федоровича, здесь не упоминается. Это заставляет нас предположить, что «Сказание известно о воображении книг печатного дела» было написано в самом начале правления «тишайшего» царя, примерно в 1645-1646 годах, когда говорить о какой-либо деятельности Алексея Михайловича в области книжного дела было еще рано.
Во втором «Сказании», напротив, мы находим вполне определенные указания на заслуги Алексея Михайловича, который «тако же божественною ревностию одержим быв и последуя отцу своему и деду... и по благословению отца своего и богомольца святеишаго кир Иосифа патриарха Московского и всеа Русии повеле книги исправляти, яко же подобает». Архимандрит Симонова монастыря Иосиф был избран на патриарший престол 20 марта 1642 года, а умер 15 апреля 1652-го. Алексей Михайлович вступил на престол в 1645 году. Таким образом, «Сказание известно и написание вкратце» могло возникнуть в период между 1645 и 1552 годами. Этот отрезок времени может быть еще более ограничен, если вспомнить, что второе «Сказание» ставит в заслугу Алексею Михайловичу, что он «повеле книги исправляти, яко же подобает». Вопрос об исправлении богослужебных книг особенно резко встал после того, как в 1649 году в Москве побывал иерусалимский патриарх Паисий, указавший московским церковным властям на отступления московских книг от греческих оригиналов.
Таким образом, мы датируем «Сказание известно о воображении книг печатного дела» 1645-1646 годами, а «Сказание известно и написание вкратце» — 1649-1652 годами.
Настаивая на позднем происхождении «Сказаний» о начале русского книгопечатания, В.Е.Румянцев отметил сходство их «по мысли и выражениям» с послесловиями книг, выходивших в Москве при патриархе Иосифе. При этом был назван «Пролог», первая половина которого вышла в свет в декабре 1642 года, а вторая — в декабре 1643 года. Мы проверили это утверждение: определенная стилистическая общность действительно может быть найдена между «Сказаниями» и послесловиями, например к «Прологу» или к «Апостолу» 1644 года.
А теперь зададимся вопросом о том, для какой цели понадобились две различные редакции «Сказаний» о начале книгопечатания — пространная и сокращенная? Оба варианта открываются лаконичным рассказом об обстоятельствах введения книгопечатания на Руси. Главным источником здесь, безусловно, являлось послесловие к «Апостолу» 1564 года. Ввиду того что мы придерживаемся точки зрения о более позднем происхождении «Сказаний», мы лишены возможнности считать, вслед за М.Н.Тихомировым, что первое из них «возникло в кругу печатников, учеников Андроника Невежи», который работал в Москве в 1589-1602 годах, и что «ко времени возникновения сказания могли еще оставаться живые свидетели начала русского книгопечатания». Автор «Сказаний» не мог иметь в своих руках никаких документальных материалов, ибо архив Печатного двора XVI — начала XVII века погиб в годы польско-шведской интервенции. Но какая-то устная традиция, несомненно, существовала, и она была использована как автором послесловия к «Трефологиогу», так и автором «Сказаний».
Прежде всего нужно обратить внимание на мотивировку причин введения книгопечатания. Вслед за автором послесловия к «Трефологиону» авторы «Сказаний» во главу угла ставят необходимость исправления богослужебных книг, причем это повторяется неоднократно и служит лишним подтверждением позднего происхождения рассматриваемого памятника. Во втором «Сказании» мотив «исправления» усилен, но появляются и другие причины, о которых ранние источники умалчивают. Все вместе укладывается в четкую формулу: «произвести бы ему (то есть царю Ивану Васильевичу Грозному. — Е.Н.) от письменных книг печатныя, крепкаго ради исправления и утверждения и скораго делания и легкия ради цены и своей ради похвалы».
Автор «Сказаний» называет имена первопечатников, хорошо знакомые нам: «Иоанн Федоров сын, да клеврет его Петр Тимофеев сын Мстиславец». Новым, по сравнению с послесловиями «Апостола» 1564 года и «Трефологиона» 1638 года, является указание на подчиненное положение Петра Мстиславца — он назван «клевретом».
Говоря об источниках, питавших решение царя основать типографию, автор «Сказаний», вслед за послесловием к «Апостолу» 1564 года, на первое место выдвигает божественный промысел и одобрение митрополита Макария. Из зарубежных источников, также питавших это решение, в первом «Сказании», как и в «Апостоле», упоминаются греки, Венеция и непривычная для современного уха «Фригия» («яко же в Грецех, в Виниции и во Фригии»). Во втором «Сказании» круг зарубежных источников расширен: «яко же в Греках и в Немецких землях, в Виниции и во Фригии и в Белои Руси, в Литовстеи земли и в прочих тамошних странах». Очень важным, но далеко не определенным и категорическим является указание на то, что Иван Федоров и Петр Мстиславец учились у иностранцев: «глаголют же нецеи о них, яко от самех фряг то учение прияста». Сама форма этого высказывания говорит о том, что основанием для него послужила устная традиция (глаголют же нецеи), но ни о каком документальном подтверждении факта и речи быть не может.
Особенно важным для нас является глухое упоминание в первом «Сказании» о несовершенных опытах книгопечатания, проводившихся до выпуска в свет «Апостола» 1564 года, который в момент составления «Сказаний» уже считался первой русской печатной книгой. Мы видим отсюда, что традиция, просуществовавшая вплоть до нашего времени, уходит в достаточно глубокую древность. О первых опытах книгопечатания рассказывается следующее: «повествует же ся от неких яко преже их (то есть прежде Ивана Федорова и Петра Мстиславца. — Е.Н.) нецыи, или будет и они сами малыми некими и неискусными начертании печатаваху книги». Здесь опять-таки приходится отметить указание на устную традицию, ибо документально факт не подкрепляется.
В соответствии с современным состоянием вопроса о начале московского книгопечатания мы вправе отнести утверждения автора «Сказания» к так называемым анонимным, или безвыходным, изданиям, которых в настоящее время известно семь. При этом следует принять во внимание их определенную «неискусность» в сравнении с первопечатным «Апостолом», хотя в целом их полиграфический уровень достаточно высок. Загадочным остается утверждение о «малом начертании». Анонимные издания напечатаны шрифтами крупных кегелей, так что отнести это утверждение на счет размера шрифта нельзя. Автор этих строк в свое время полагал, что речь идет о малом тираже этих будто бы пробных изданий, но в последние годы было найдено много новых экземпляров безвыходных изданий, что косвенно свидетельствует об их первоначально большом тираже.
Особенно интересным является сведение из первого «Сказания» о том, что Иван Федоров и Петр Мстиславец принимали участие в первых опытах книгопечатания, а значит, работали в типографии, которую мы сейчас называем анонимной. В дальнейшем мы выдвинем и другие доводы в поддержку этой версии. Необходимо отметить, что приведенный выше рассказ о первых опытах книгопечатания во второе «Сказание» не вошел. Возможно, он был признан недостаточно убедительным.
Датирование первых опытов книгопечатания и издания «Апостола» 1564 года в первом «Сказании» разделено. Указывается, что царь «повеле... устроити дом от своея царския казны, иде же печатному делу устроитися» в 7071 году от сотворения мира, что в переводе на современное летосчисление соответствует периоду от 1 сентября 1552-го до 31 августа 1553 года. Дату уточняет дополнение «в 35-е лето государства его», а поскольку Иван Васильевич Грозный вступил на престол в 1533 году, то 35-й год его правления приходится на 1568 год. Как видим, автор «Сказания» не утруждал себя арифметическими выкладками. Что же касается печатания «Апостола», то оно было начато 19 апреля 7071-го, то есть 1563 года. Точно такая же дата указана и в послесловии первопечатного «Апостола» (как узнает читатель впоследствии, противоречия в датах есть и в послесловии «Апостола» 1564 года. Подробно на этом вопросе мы остановимся ниже).
Следует отметить, что второе «Сказание» не оставляет возможности для каких-либо противоречивых толкований: здесь дата написана полностью: «в тридесят пятое лето государства его». А значит, автор сказаний все-таки был не в ладу с арифметикой.
Вслед за рассказом о первопечатниках и в первом, и во втором «Сказаниях» повествуется вкратце о типографе Андронике Тимофееве Невеже, причем, что для нас особенно важно, он назван учеником Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Как известно, сам Невежа в послесловиях к своим изданиям ни разу не упомянул имен своих учителей и не сказал об их заслугах в создании книгопечатания в Москве.
Отмечается в «Сказаниях» и тот факт, что при Иване Васильевиче Грозном, а также при Федоре Ивановиче, при царях Борисе Годунове и Василии Шуйском, кроме Андроника Невежи, трудились и другие мастера, «и по тех мастерох иныя мастера быша».
Затем в первом «Сказании» идет подробный и интересный рассказ о польско-литовском нашествии, не имеющий прямого отношения к истории отечественного книгопечатания. Во втором «Сказании» этого текста нет, и повествование ограничивается лаконично изложенными фактами, относящимися непосредственно к истории нашего печатного дела.
Называется имя типографа Никиты Федорова Фофанова и рассказывается о его работах в Нижнем Новгороде и в Москве (заметим, что факт существования нижегородской типографии был подтвержден сравнительно недавними находками). Повествуется и о восстановлении типографии, именуемой «штанбой», после изгнания «поганых поляков». Далее идет рассказ о книгопечатании при царе Михаиле Федоровиче, а во втором «Сказании» — и при Алексее Михайловиче.
В тексте обоих «Сказаний» постоянно звучит мотив исправления богослужебных книг. Если в первом «Сказании» он еще приглушен, то во втором он всячески подчеркивается: здесь и Иван Васильевич вводит книгопечатание «крепкаго ради исправления и утверждения» богослужебных книг, и патриарх Филарет (в первом «Сказании») «много свидетельствовав божественных книгах изъявляти и изъясняти, яко подобает», и наконец, Алексей Михайлович совместно с патриархом Иосифом «повеле книги исправляти, яко же подобает».
Нам думается, что этот, вполне определенный, мотив приоткрывает завесу над обстоятельствами создания текстов обоих «Сказаний». В 1649 году в Москве побывал иерусалимский патриарх Паисий, указавший московским властям на многочисленные погрешности в печатных богослужебных книгах. Это же подтвердили воспитанник Киево-Могилянской академии Епифаний Славинецкий (умер в 1675 году), Арсений Сатановский и другие ученые монахи, вызванные в 1649 году из Киева. Славинецкому, знатоку древнегреческого и латинского языков, и его товарищам было поручено освидетельствование богослужебных книг. Приезжим, естественно, необходимо было узнать о традициях московского книгопечатания. Тогда-то на Печатном дворе и была составлена краткая справка — вторая редакция «Сказания». За основу при этом было взято «Сказание известно о воображении книг печатного дела», составленное, надо думать, в 1645-1646 годах для нового царя Алексея Михайловича, чтобы ознакомить его с деятельностью его царственных предков, направленной на развитие и распространение книгопечатания. При переработке «Сказания» оно было сокращено за счет не имеющих прямого отношения к печатному делу пассажей. Из текста были выброшены сомнительные сведения, не подкрепленные документами и восходящие к устной традиции. Вместе с тем был значительно усилен мотив исправления богослужебных книг, долженствующий показать приезжим, что стремление к совершенствованию печатных текстов не является чем-то новым в Московском государстве.
«Сказания» о начале московского книгопечатания, наряду с послесловиями к московскому 1564 года и львовскому 1574 года «Апостолам», в течение долгого времени были основными источниками наших сведений о московских первопечатниках и обстоятельствах основания первой русской типографии. Среди авторов, использовавших эти источники, был и сочинитель текста «О книгах старых и о книгах новых», вошедшего в «Сборник» начала XVIII века и до сего дня не опубликованный. В заслугу этому автору следует поставить устранение противоречий в датировке и четкое указание на 1553 год как на начало московского книгопечатания. Ранее считалось, что автором этого текста был не известный нам по имени литератор, ныне же мы можем утверждать, что упомянутый текст — не более чем копия одного из разделов книги Димитрия Ростовского, речь о котором пойдет в следующей части нашей статьи.
Сообщения иностранцев о начале книгопечатания в Москве
В начале статьи речь шла о том, что современники — наши соотечественники — о начале московского книгопечатания не упоминают. Иное дело зарубежные свидетели. Московское государство во второй половине XVI века начинает играть все более важную роль в международных делах. В русскую столицу зачастили послы иностранных государств и Папского престола. Однако, сюда приезжали и люди, стремившиеся подзаработать, — ремесленники, специалисты по военному делу. Возвратившись домой, некоторые из них писали путевые заметки и воспоминания, рассказывая соотечественникам о далекой и загадочной стране. Книги эти всегда находили издателей. Подобные записки, получившие в историографии образное наименование «Сказаний иностранцев», библиографически учтены Федором Павловичем Аделунгом (1768-1843) и Сергеем Рудольфовичем Минцловым (1870-1933). В настоящее время для поиска и библиографических справок в этой области следует использовать аннотированный указатель «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях» (М., 1976. Т. 1. XV-XVIII вв.), подготовленный авторским коллективом под руководством Петра Андреевича Зайончковского. Критический обзор «Сказаний иностранцев» был в свое время предпринят прославленным русским историком Василием Осиповичем Ключевским (1841-1911), работа которого неоднократно переиздавалась и до сих пор не потеряла своего значения.
В некоторых из «Сказаний» есть сведения и о недавно возникшем в Московии книгопечатании. Сведения, сообщаемые путешественниками, не всегда справедливы, а порой и откровенно тенденциозны. В любом случае к ним следует подходить критически.
Первое из них (в хронологическом отношении) принадлежит Рафаэлю Барберини, итальянцу по происхождению, представителю знатной фамилии. Он много скитался по свету, получил гражданство Антверпена, исполнял обязанности посла английской королевы Елизаветы. В Москву, куда он приехал в 1565 году (на следующий год после выхода в свет Апостола Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца), его привели торговые интересы. Итальянец сам побывал в типографии. В своих записках, имеющих форму письма, он пишет: «В прошлом году ввели они у себя печатание, которое вывезли из Константинополя, и я сам видел, с какой ловкостью уже печатались книги в Москве. Буквы их большей частью заимствованы из греческого алфавита. Затем они также ввели делание бумаги и даже делают, но все еще не могут ее употреблять, потому что не довели этого искусства до совершенства.
Сообщение Рафаэля Барберини было известно историкам русской книги. Некоторые из них (А.И.Некрасов, П.Н.Берков) цитируют его. Однако никто из этих авторов странным образом не заметил исключительно ценные для нас свидетельства, которые мы находим в приложенной к его сочинению «Записке о вещах, которые надобно послать в Москву». В этом длинном
